Иеромонах Арсений (Бока): Великий Экзамен

Крест – это краса Церкви, похвала Павла, знамение Сына Человеческого, крестное знамение, наше страдание повседневное, крест страдания, благодать креста – вот сколько выражений имеется у нас в связи с крестом. Но самый тяжелый крест – это отвержение себя: без него невозможно быть свободным. Свобода оплачивается его ценой.

Иеромонах Арсений (Бока)Приступим же к литании (Литания – продолжительная молитва, от греч. λιτή, означающего «молитва» или «просьба») этой заповеди и первого условия следования Христу.

Быть христианином значит больше, чем доктринально принадлежать к христианству. Верить во Христа значит больше, чем означают сами эти слова. Это значит вот что – переселиться из себя в Него; это значит сделать Его своим сердцем; это значит пройти в жизни через такой момент, такой миг, когда ты реально встретился со Христом, – миг, для объяснения которого другим людям тебе не хватит и всей жизни.

Впрочем, это и служит признаком того, что ты – прозелит Христов, что ты посвятил себя Ему безвозвратно. Всё твое последующее время не что иное, как разворачивание этого мига, как решение, богатство которого уже не иссякает. Пока ты не отвергся себя, ты – сухой колодец, а если отвергся и посвятил себя Христу, Он сделал тебя источником воды живой.

Только так душа может прийти к себе самой, к себе истинной – отвергнувшись себя и переселившись в Бога. Я не знаю большей победы на свете, чем отвергнуться себя и стать свободным, – это опытное переживание свободы духа. «Истина сделает вас свободными» (Ин. 8: 32). А значит, мы понимаем, что без этого мытарства нашей ветхой твари мы пребывали во лжи, запертые в ловушку иллюзий и раздавленные колесами необходимости, безысходно.

Отсюда нас выводит Христос. А когда это происходит? Когда мы познаём Христа как сердце сердца нашего, как душу души нашей. А познать Его мы можем только в любви и радости, которые ощущаем, когда отказываемся от своего «я» и пребываем лицом к лицу с Ним.

Мы обещаем следовать Христу – в великом внутреннем странствии своего возвращения к Отцу, и согласно нашему простому решению Божественный Промысл постепенно осуществляет это наше желание. Так мы подходим к первому вступительному экзамену – экзамену креста. До сих пор мы были некоей суммой земных желаний и уступок, немного – если не много – затемнявших образ Христа в нашей жизни. Итак, здесь крест – это линия перед желаниями нашими, поперек которых Бог проводит черту.

Промысл, преследуя извечный наш интерес, вносит в наши расчеты Божественные поправки. Всю эту корректуру мы переживаем как опыт креста. Должно пройти немного времени, чтобы мы пришли в себя и поняли, что как «случилось», так и было лучше всего, а не как хотелось бы нам, глядя из нашего узкого угла зрения. Это страдание, постепенно упрощающее нашу жизнь, ставящее перед нашими глазами условие креста, является символом нескончаемой возможности совершенствования.

«Мы живем в несчастьях, потому что являемся творениями собственного “я”, которое жестоко, узко сердцем и не излучает никакого света, а для вечности слепо. У “я” нет ничего, кроме собственных шумов и пронзительных криков; на его струнах никогда не вибрирует музыка вечности. Вздохи недовольства и уныния, напрасные всхлипывания по прошлому, заботы и тревоги о будущем – вот что волнует наши зачахшие сердца, потому что мы не нашли своих душ и Дух Божий еще не раскрылся в нас.

“Отче, изгладь мои грехи!” – ибо, согрешая, человек вбирает в себя участь ограниченного. Грех – это поражение души нашим “я”. Это опасное до губительности средство, в котором человек рискует всем, чтобы выиграть очень мало. Грех затемняет истину и замутняет ясное око совести. В грехе мы ищем удовольствий не потому, чтобы они были воистину достойными желания, а потому, что такими нам их рисует красный свет страсти. Мы хотим чего-то не потому, что это велико само по себе, а потому, что наша алчность преподносит нам это чрезмерным и по видимости великим. Эти преувеличения и искажения перспективы на каждом шагу разрушают гармонию нашей жизни. Мы утрачиваем правильное мерило ценности вещей и позволяем ввести себя в заблуждение различным и противоречивым житейским интересам.

Тщетные усилия человека привести все элементы своего естества в единение с Всевышним и под Его владычество – вот что заставляет его испытывать мучения от разлуки с Богом и горячо молиться: “О Боже, Отче, изгладь все грехи мои! Изгладь заблуждения моего "я"!”

Внутренний свет – вот что раскрывает ему подлинную его сущность. Когда этот внутренний свет зажегся, тогда ты вмиг познаёшь, что для человека открытие Бога в себе является открытием самого себя. И туда направляется его чаяние – на открытие своей души, то есть открытие Бога в своей душе. Человек совершенствуется и обретает высшее выражение, когда душа его узнаёт себя в вечности, – что и является его собственным откровением. Истинное несчастье человека в том, что ему не удается в полной мере выразить собственное существо, в том, что его покой нарушает его собственное “я” и он тратит время на ничтожные вещи.

Любовь к себе не выходит за рамки его личности: что в нем имеется наиболее ценного, то тускнеет, а настоящая его сущность не выявляется. Это чаяние совершенного образца своей сущности укоренено в человеке глубже голода, и жажды, и стремления к богатству и славе. И это чаяние имеется не только в нем – оно в глубине всей твари; это непрерывный импульс откровения, дух вечного раскрытия в нем. Раскрытие бесконечного в конечном не проявляется во всей полноте ни на звездном небе, ни в красоте цветов. Только в душе человека. Ибо здесь Воля ищет раскрыться в воле человека и свобода получает свое высшее вознаграждение в его свободной жертве.

Сюда Богу нашему должен быть предоставлен доступ. Сюда Он приходит как гость, а не как царь, и потому должен ждать, пока Его пригласят. Над душой человеческой Бог перестал властвовать – потому что хочет стяжать ее любовь. Да, Бог стоит за дверью нашего “я” и ждет с нетерпением, чтобы мы открыли Ему запертую дверь. Ведь это наше “я” не может обрести своего высшего смысла – душу – и свободно соединиться с Богом иначе как любовью, которая одна перескакивает с ним через препятствие, имеющееся в нем, и переселяет его в Бога.

Тот, чья душа соделалась одним целым с Богом, предстает перед людьми как высший цвет человечества. В нем человек признаёт свою истинную сущность; в нем находит полное раскрытие Бога, слияние Высшей воли с его волей, слияние вечной любви с его любовью. В нем мы видим желание Божие осуществленным, самое трудное препятствие к его раскрытию устраненным и саму радость Божию совершенную достигшей своего блистательнейшего выражения среди людей. В нем весь человеческий мир предстает перед нами как преображенный светом Божественным. Его жизнь, пылающая любовью к Богу, ярко освещает всю нашу человеческую любовь.

Когда человеческая душа отодвигает тяжелый занавес своего “я” и оказывается лицом к лицу с любовью вечной – это как если бы ты смотрел на Художника, созидающего новый мир.

Когда жизнь человека выходит невредимой из заблуждений собственного “я” и обретает в душе своей единство с Богом, тогда сознание вечности становится непосредственной данностью существования, как свет в пламени. Все жизненные конфликты разрешаются. Все противоречия примиряются; знание, любовь и действие гармонизируются. Радость и боль сливаются в красоте; удовольствие и отказ уравниваются в чистоте; пропасть между конечным и бесконечным заполняется изобильной любовью; каждое мгновение возвещает о Вечном. Безвидный является нам в виде цветка и плода; Бескрайний обнимает нас отеческими объятиями и идет рядом как Друг. Только душа, единственная неделимая вещь в человеке, может разрушить любые границы и познать свое сродство со Всевышним. Пока мы не достигнем внутренней гармонии и цельности своего существа, жизнь останется придавленной ничтожными вещами» (Рабиндранат Тагор).

***

После этой литании сына Востока, обретающегося в поисках смысла, очищенного от скорлупы «я», перейдем к конкретному анализу смысла креста, отвержения себя, какими совершил их Христос и показал их нам как путь следования к Нему.

Совершенное учение об отвержении себя мы находим в словах: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2: 6–8). Таким образом, совершенное отвержение себя – то же, что смирение. А им определяется совершенство; когда некто спросил святого Исаака Сирина: «Что такое совершенство?» – святой ответил: «Бездна смирения!» ( См.: Исаак Сирин, преподобный. Слова подвижнические. Слово 48.).

Следовательно, по пути внутреннего совершенствования ты не можешь продвигаться вперед иначе, как, с радостью осознания этого смысла, принимая все противодействия и абсурды, случающиеся с нами каждый день. Это и есть смысл, ради которого Промысл хранит одновременно и в неизбывном напряжении пшеницу и плевелы, совершенствующие друг друга, до жатвы.

Возьмем простые примеры. Однажды в субботу в синагоге книжники и фарисеи наблюдали за Христом, чтобы посмотреть, не сделает ли Он добра в субботу. Был там один человек сухорукий. И увидев, что Он совершает добро, они «пришли в бешенство и говорили между собою, что бы им сделать с Иисусом» (Лк. 6: 11). Вот крест сухого формализма.

В другую субботу Христос шел пшеничными полями. Ученики сорвали несколько колосьев, растерли их ладонями и ели зерна. Какой-то фарисей, формализовавшись в поборника субботы, отчитывает их, что они, мол, «попирают субботу» (см.: Лк. 6: 2).

Иеромонах Арсений (Бока)Когда Христос прощает грехи расслабленному (непременное условие органического исцеления), которого вера помощников пронесла через крышу и поставила перед Христом, некоторые ворчали в сердцах своих, что «Сей хулит» (ср.: Мк. 2: 7), а это были книжники: «Только Бог может прощать грехи», – говорили они. Они не понимали, что Иисус – Бог. Они окаменели в своих предрассудках касательно Иисуса, и от одной только мысли, что Он – Бог, голова их треснула бы.

По случаю оправдания Закхея, начальника мытарей, они тоже «роптали» (См.: Лк. 19: 7) как против Закхея, так и против Христа. Дух, мучивший их, всё время подстрекал их давать поучения Иисусу.

Но не только каста книжников и фарисеев оделяла Его своими коррективами. Однажды целый город вышел Ему навстречу, город Гадара, говоря, чтобы Он ушел оттуда. Легион бесов кричал громким голосом, что Иисус – Сын Бога Всевышнего (Мк. 5: 7), и бесы просили Его, чтобы Он не посылал их в бездну, а в стадо свиней. Но словно другие легионы бесов вошли в гадарян, подвигнув их из-за свиней против Иисуса, так что «в благодарность» весь город вышел навстречу Иисусу, изгоняя Его вон из пределов их (Мф. 8: 34).

Вот через какое море яда предстояло Христу пройти.

Что же у этих людей имеется против Иисуса, что даже демоны не оказали Ему такого противодействия, какое оказала цензура человеческой зависти? Думаю, не что иное, как соучастие в грехе, сплотившееся против добродетели и любого, кто хоть на шаг посмеет выйти из этого соучастия. Между тем Иисус вышел – да Он и не был никогда причастен греху; тем не менее, любя грешников, Он протягивал ей (человеческой зависти - прим.редакции) Божественные сети любви.

Восставали строптивые и беззаконники против Бога и в Ветхом Завете, но такого сплочения яда (и что интересно: во имя закона, во имя Бога), как против Личности Христа, не видано было никогда. Почему же?

Думаю, объяснение может быть таким. Бог соделался истинным Человеком – Человеком, какого хотел Бог. Этот образец внушался людям с силой Божественной простоты. Но они не хотели быть такими, как Иисус. Они не хотели быть богами; они хотели быть самими собой – это превыше Бога, согласно тому толчку, каким противник подвиг их против Бога. Человек хотел быть сам, только он один; «я» хочет быть атеистом. Вот что раздробляет человечество на миллиарды осколков – изначальная гордыня, дающая поучения Богу и отделяющаяся от Него. Вот тот оцет и яд, которые предстояло испить Иисусу задолго до того, как их протянут Ему на Кресте.

Этого не может сделать никто, кроме отвергшегося себя, отвершегося жизни. Совершенного в смирении и горящего любовью.

Проследим же немного, по святоотеческим документам, эту неисцельную болезнь, служащую поводом для множества крестов, – цензуру зависти.

«Завистливый не принимает врача в своей болезни и не может найти целительного врачевства для своего страдания, хотя Писание полно их. Он ждет облегчения болезни только одним способом – лишь бы увидеть низвергающимся одного из тех, кому он завидует. Конец его ненависти в том состоит, что увидеть того, кому он завидует, не счастливым, а несчастным, не успешным, а невезучим.

Некоторых людей, совершенно враждебно настроенных, делают мягче благодеяния. Завистливого же благодеяния еще больше озлобляют. Чем больших благодеяний приобщается завистливый, тем больше он вскипает яростью, больше злится и гневается. Благодаря за полученные благодеяния, он еще больше выходит из себя из-за поведения благодетеля. Какого зверя не превосходят завистливые злобой нрава своего? Какую дикость они не затмевают своей жестокостью? Псы, когда им бросают объедки, приручаются; львы, к которым проявляют заботу, укрощаются. Завистливые же еще больше раздражаются, когда им оказывают заботу и внимание.

Раны зависти глубоки и сокровенны, и они не терпят излечения, спрятавшись в своей слепой боли в тайниках совести. Завистливый – враг собственного душевного здоровья. Кому завидуют, тот может избежать завистливого и обойти его стороной, а завистливый не может избавиться от себя самого. Завистник, враг твой в самом тебе, противник всегда в твоем сердце; опасность сокрыта в глубине твоей; ты связан несносной цепью; ты пленник зависти, и никакое утешение не идет тебе на пользу. Преследовать человека, благословленного Богом, и ненавидеть счастливого – вот несчастье неисцелимое» (Василий Великий, святитель. О зависти ).

Терпение зла, принятие унижения, которому оно тебя подвергает, – самая мощная сила в мире сем против зла. Образец совершенного унижения явил нам Иисус на Кресте. Он, Сын Отца и слава Его, Бог истинный, не воспротивился безбожию Иуды, а принял все его последствия. Он согласился пройти через последнейшее унижение, возможное на земле; ведь как Бог Он знал, какую силу имеет унижение. Терпел удары, плевки в лицо, терновый венец, гвозди и повешение на Кресте, а в душе – хулу беззаконных.

Но всё это не было самым тяжелым крестом. Этот крест был у Него за спиной. Крестом более тяжелым, лицом к которому Он был распят, была безмерная боль от жалости к людям. Этот крест ощущает только тот, кто уже не обманывается в человеке, а, понимая его, бесконечно прощает и угашает его яд небесной росой души своей.

Эти люди, недуговавшие тем, что были злы, и не понимавшие ничего в Божественности Иисуса, представляют сплочение душевного яда против Спасителя. Эти современники Иисусовы, отравленные злобой, представляют вершину человеческой зависти к горнему. Ведь почему завидовали Иисусу? Из-за Его чудес, совершённых Им среди нищих и обездоленных, которые первыми были призваны ко спасению. «Алчущие были питаемы – против Питающего враждовали; мертвые были воскрешаемы – завистливые умирали от досады. Демоны были изгоняемы – а Повелевающему ими люди простирали сети; прокаженные были очищаемы, хромые ходили, глухие слышали, слепые видели – а Благодетель был гоним. Напоследок предали смерти Жизнодавца, побили бичом Избавителя человеков и осудили на смерть Судию мира».

А Христос и о прощении их молился Отцу. Эта любовь к людям – таким, какие они есть, – ни разу не претерпевшая и тени умаления, причинила Христу крест несравнимо более тяжкий, который Он несет и на котором пригвождается каждым нашим «обычным» злом, до скончания мира. И мы находимся среди иудеев, распинавших Его на Кресте, – каждый в своем веке, ибо Иисус есть во все века.

Пример Христа, его совершенство в послушании и отвержении Себя из любви к людям воздвигли среди христиан несметный ряд преподобных и добропобедных мучеников, которые из любви к Нему были счастливы также претерпеть страшные мучения от неверующих своего времени. Вот непобедимое оружие – отвержение жизни нашей на кресте, которое сделало их святыми. От любви Христовой их не могло отлучить уже ничто: ни страх смерти, ни любовь к жизни. Они, святые, не только оказались выше боли и удовольствия, но и превзошли смерть и жизнь. В них происходят и смерть, и воскресение Иисусовы.

Нам, немощным, хоть мы и помышляем о мирском и жизни на греховных путях, никто еще не водрузил тернового венца на высокий лоб и никто не вбил гвоздей в ступни. Не обладаем мы признаками святых.

Но всё же говорю: Провидение знает наше решение – кто хочет следовать Христу и уподобиться Ему, крестом да уподобляется и, насколько может вместить естество человеческое, станет подобен Ему!

Православие.Ru